Презентация глазами читателя

Публикуем отзыв нашей читательницы, побывавшей на презентации журнала «Сибирь» № 4 за 2019 год.

Галина Бакшеева

Презентация журнала «Сибирь» № 4 за 2019 год

Хочу поделиться своими впечатлениями о презентации очередного  журнала «Сибирь-4», которая  прошла в иркутском Доме писателей 01.10.2019 года. Для меня это литературный праздник, может, поэтому будет   восторженным мой отзыв.

Балян Карлос (Карл) Сираканович

(1936 — 2023) 

  Поэт, член Союза писателей России с 2014 г. Родился в 1936 г. в Грузии, где окончил среднюю школу. Слу­жил в армии, офицер запаса. После окончания юридического факультета Иркутского государственного университета рабо­тал по специальности.

Стихи писал с детства на родном армянском языке. Они публиковались в газетах, журналах, альманахах Грузии, Ар­мении, России.

Среди переводчиков стихов Карлоса Баляна с армянского на русский известные литераторы Прибайкалья: Андрей Румянцев, Виктор Соколов, Владимир Скиф, Васи­лий Козлов, Татьяна Суровцева, Татьяна Ясникова, Владимир Скурихин, Людмила Бендер, Исаак Бро, Вадим Фурман, Олег Кузьминский, Александр Лекомцев и другие. «Литераторы, переводя Карлоса Баляна, чувствуют и отмечают ту высокую поэзию, которую представляет им в своих подстрочниках сам автор. Его произведения настолько сильны, что сохраняя в себе поэтическую доминанту, естественным образом переходят в переводы» — писал поэт В. Скиф.

К. Балян занимался большой общественной и благотворительной деятельностью. В 1988 году, после землетрясения в Спитаке, организовал первый в Иркутске национально-культурный центр в Восточной Сибири — армянское культурное общество, которое возглавлял 11 лет. Одновременно организовал для армянских детей класс, по изучению истории, культуры и родного языка Армении. В своё время создал Общество вкладчиков Сберегательного банка России, постоянно оказывал материальную и финансо­вую помощь детским больницам и детям-сиротам Иркутска, домам престарелых и инвалидов, детям Чернобыля, семьям погибших солдат в Чечне.

Умер  6 октября  2023 г.  в Иркутске.

Отдельные издания:

Балян, К. Дорога судьбы : стихи / К.Балян. – Иркутск: Сибирская книга, 2012. – 122 с.

Балян, К. Любовь моя : стихи : [перевод с армянского] / К. Балян. — Иркутск : Сибирская книга, 2012. — 128 с. : ил.

Публикации в антологиях, коллективных сборниках, продолжающихся и периодических изданиях:

«Слово к матери»: стихи / Слово о Матери. Антология сибирской поэзии / Редактор-составитель Перминов Ю. П. — Тобольск: Общественный благотворительный фонд «Возрождение Тобольска», 2012. — Т. 1. — С. 42. — 700 с. 

Неизвестный солдат: стихи / Каменный цветок: антология стихов о войне. – Иркутск: [б.и.], 2017 (Тип. «Репроцентр А1»). — С. 54-57 – 476 с.

Жизнь – дорога, ведущая к храму: сборник стихов. – Иркутск: Изд-во журнала «Сибирь», 2011. –

Мост – «Мурдж»: альманах (на армянском языке). – Тбилиси: Мерани, 1987

«Сердце отцовское сына в ночи вспоминало…»: стихи // На перекрестке: сборник прозы и стихов. – Иркутск: Иркутский писатель, 2009. – с. 34-36

Созвездия дружбы. – Иркутск. — №1. – 2005. –

Созвездия дружбы. – Иркутск. — №1. – 2005. –

Колыбель армян: стихи (публикация К. Баляна) // Созвездие дружбы. –  2005.  — №3. – с. 111-119

О жизни и творчестве:

Балян, Карлос.
Смысл жизни только в любви  / К. Балян ; беседовала Е. Орлова // Областная : общественно-политическая газета. — 2016. — № 130 (23-29 ноября). — С. 9 : фот.

Донских, Александр.
Дорога судьбы Карлоса Баляна / А. Донских // Сибирь : журнал писателей России. — 2013. — № 2. – С. 245-246

Армянский поэт Карлос Балян замечательный человек Иркутска // Русская беседа : изд. Иркут. Центра русской культуры. — 2006. — N 11/12. — С. 6

Танцуй, чинара! // Вост.-Сиб. правда : Обществ.- полит. газ. Иркут. обл. — Иркутск : ОАО НПО «Облмашинформ», 2006. — № 254(21нояб.). — С. 4


Карлос Балян: Не люблю богатых… / К. Балян // Областная : обществ.-полит.газ. — Иркутск : ООО «Агентство»КП-Байкал», 2006. — N 110(4дек.). — С. 4

Мечта

Когда судьба подарит крылья мне,

Чтоб лёгкой и нетерпеливой птицей

Под сень чинар в заветной стороне

Однажды утром мог я опуститься?

Забуду всё, что видел я вдали,

Пущу по ветру все свои печали

И думы, что меня недавно жгли,

Развею в пепел светлыми ночами.

Отдам поклон сверкающим садам,

Пошлю привет нахмуренным утёсам

И вспомню тех, кто по моим следам

Ушёл к чужим полям шумноголосым.

Я поклонюсь за них родной лозе,

Седому камню гулкого ущелья,

И колосу,

и ветке,

и росе,

Что лучше исцеляющего зелья.

Но вот когда подарит крылья мне

Судьба в чужой и шумной стороне?

Перевод А. Румянцева

***

Л. К.

Я открою дверь — в полночь свежую.

А за дверью тьма жутким омутом.

И звезда горит — ближе к Господу…

Что же ты ко мне не приходишь в дом.

Ты лети ко мне птицей белою,

Пей любовь мою сердцем преданным.

Пусть судьба твоя вновь наполнится

Тихой радостью. Приходи в мой дом!

Без воды умрёт роза красная,

Напои её влагой чистою.

Иль милей тебе одиночество?

Синеглазая, приходи в мой дом.

Прогорел огонь в очаге моём,

Всё что я имел, — ветер вдаль унес.

Ну и пусть несёт — ничего не жаль…

Только ты одна приходи в мой дом…

***

Нежная сестра моя, сердце озари,

Не теряй надежды — будет свет зари.

Зазвенит ручьями ясная весна,

И любовью станет вся душа полна.

Божеской любовью каждый наделен.

Светлая сестра моя, нет, это не сон:

Где бы ни затерян был в горах цветок,

Но его заметит, обласкает Бог.

Чтоб своим творением мог гордиться он,

Будет крест тобою свято сохранен.

Будешь как святая вся светиться ты,

Мой тебе подарок — ласка и цветы.

***

На Байкале

Сыну Армену

Луна над озером сияла,

Великим таинством полна.

Улыбку чистого Байкала

Сумела высветить она.

Улыбку-рыбку мы поймали

И с животворною водой

Перевезли в родные дали,

Чтоб оживить Севан родной.

Перевод В. Скифа

УЛИГЕРЫ ОДНОГО ГОДА

Юрий Балков

Отрывок из повести



Недалеко от подножья Улзыты-Хана, чья вершина всегда покрыта снегом и напоминает шишак нукера из страны Орус, в местности Маракта, едва передвигая ноги, шел человек. Он был с крепкими, изодранными в кровь руками, в рваном кафтане, сквозь который просвечивало тело, в стоптанных ичигах. У него потрескались губы и высохло лицо. Так, наверное, трескается земля и высыхает дерево возле умершего ручья. Человек не знал, что харануты свернули юрты и откочевали к Удинскому острогу, и продолжал надеяться на их помощь, но на месте некогда людных улусов находил лишь пепелища от костров. По его пятам шла погоня. Казалось, до леса рукой подать, но где взять силы идти быстрее?..

У человека были большие, слегка навыкате, глаза ровного, синего цвета, как и небо ранней весной на его далекой родине, а волосы длинные, русые, слипшиеся от пота и грязи. За каждую голову таких, как он, Тушету-Хан обещал богатую награду. Двадцать золотых могли осчастливить бедного улусника, но степь, как после нашествия железных тумэнов непобедимого хана, чье имя до сих пор вселяет ужас в души людей, была пуста.

Высоко в небе плавился медный диск солнца. Человек остановился, закрыл глаза и тотчас увидел холмистое, заросшее солончаком поле и услышал топот коней. Уже неделю его преследовало воспоминание о страшном бое.

Опальный гетман Демьян Многогрешный, сосланный, как добрая половина тех, кто составлял цвет его разношерстного войска, в Селенгинский острог, велел есаулу Илейке Шалому с сотней казаков пробиться через монгольские сторожи к дружественным харанутам, чтобы поднять их на борьбу с Очирой Сайной: пусть злая сила с берегов Керулена встретит на берегах желтой реки другую силу и погибнет от нее.

Сначала удача бежала впереди отряда, который сумел благополучно миновать ханские посты и выйти в открытую степь, а потом случилось страшное.

Казаки не успели зарядить самопалы, как в воздухе запели стрелы и послышалось грозное, заставившее даже опытных бойцов содрогнуться:

— Урагх!

На них шли сотни закованных в латы воинов. Желтое знамя Тушету-Хана трепетало на ветру. В каждом из воинов сидело по два сердца: одно — человека, вскормленного материнской грудью, другое — барса, жаждущего добычи.

Ерофей выхватил саблю и по-разбойничьи, как не раз бывало в бою, свистнул. И закрутилась бешеная карусель битвы: выстрелили в упор из самопалов, метнули пики в кричащих от боли и ярости воинов Тушету-Хана. Казак увидел искаженное злобной гримасой лицо своего противника и ударил первым, но тот хорошо принял удар. Тогда он перебросил саблю в левую руку и, не давая опомниться, снова напал на ханского нукера. Его серый малгай тотчас стал красным.

Мимо промчался белый, в яблоках, жеребец Илейки Шалого. Тело есаула подняли на пики четыре нукера и бросили в заросший густой травою овраг. Казаки дрогнули и стали медленно откатываться к лесу, но путь к отступлению был отрезан. На опушке, вытянувшись в линию и положив на плечо кривые сабли, стояли лучшие из лучших, те, кто составлял гордость ханского войска, одетые, как на подбор, в шелковые, поверх чешуйчатых кольчуг, тэрлики…

— Веди нас, Ерофей!

— Куда? — закричал он в отчаянии. Со всех сторон подступали враги. Казаки отошли к распадку, спешились. Знали, никому не выбраться отсюда живым, никто больше не встретит рассвет, не споет о тех, кто сложил голову в степи, где стоит подуть и малому только понизу ветру, как оживает земля и двигается навстречу человеку.

Раздался боевой клич нукеров, сплошной ком железа и ярости отделился от холмов и покатился навстречу узкой полоске израненных людей.

Дали залп из самопалов, потом другой, но уже ничем нельзя было остановить дикую лаву. Ерофей понял это, велел коноводам выводить лошадей из оврага.

А потом казаки понеслись навстречу ханской коннице. Под Ерофеем убили коня, и он рухнул на каменистую, холодную землю и тотчас почувствовал, как погружается в глубокую черную яму. Изредка перед ним вспыхивали в кромешной темноте огоньки боя, слышались предсмертные вскрики. А ночью он выбрался из-под груды мертвых тел и по освещенной лунным светом степи побрел навстречу сизым холмам. За спиной уныло выли шакалы.

И вот теперь он здесь, у подножья Улзыты-Хана. Судьба улыбнулась ему, отвела руку нукера, который занес над ним кинжал, чтоб перерезать горло. Но неужели она вмешалась только ради того, чтобы заживо похоронить его в каменном мешке Улзыты-Хана? Еще немного, и он станет легкой добычей шакалов.

Собрав последние силы, Ерофей побрел дальше в горы. В глазах рябило. Голова раскалывалась от невыносимой боли, все краски солнечного дня меркли. Он не видел, как высоко в небе парят желтогрудые ласточки и переливается вершина Улзыты-Хана, становясь то изумрудно-зеленой, то лилово-синей, не слышал стрекота кузнечиков и мягкого шелеста трав. Во множестве звуков, которыми жило предгорье, различал лишь журчание ручья и шел на его голос, но голос этот был обманчив, — то сбегал по камням, то спускался в полную опасностей долину, то взлетал на самую вершину Улзыты-Хана.

В поисках воды Ерофей всюду натыкался на каменную стену. Кругом были горы: высокие и остроглавые, уходящие к лиловому кушаку неба, они, как близнецы, походили друг на друга.

В изнеможении опустился на замшелый камень, облизнул спекшиеся губы. В голове на разные лады звенели тысячи колокольчиков. И вдруг совсем рядом услышал он плеск воды и… не придал этому значения, поднялся с камня, и пошел в распадок. Однако внизу лишь тихо шумели сосны. Ерофей не выдержал, воскликнул в отчаянии:

— Господи! Пошли мне удачу!..

С ближней сосны сорвалась ворона.

Ерофей не просил у Бога ничего, кроме глотка воды. Ему только бы узнать, где течет ручей! И тут его осенило. Он вернулся на прежнее место. Прислушался. Точно!.. Вода журчала где-то рядом, но где?.. И хотя Ерофей уже догадался, долго не мог поверить в удачу. А потом осторожно отодвинул камень и в узкой, обнаружившейся под ним расщелине увидел бледно-золотистую струйку ручья. Но он не сразу спустился к воде, какое-то время медлил.

…Пил долго. Зубы сводило от холода. Останавливался и ждал, когда стихнет боль, потом снова наполнял ножны водою, пил.

Силы возвращались к нему; прежде казавшийся тусклым день стал радовать причудливой игрой солнца и приторно-сладковатым, ни с чем не сравнимым запахом сараны. Рукавом кафтана вытер влажные усы и бороду. Теперь можно было подумать о том, что делать дальше. Спускаться в долину не стоило: по степи рыскали нукеры Тушету-Хана. Лучше затаиться в горах и ждать.

Лег на землю и с наслаждением вытянул гудевшие от усталости ноги. Еще недавно казаку ничего не было нужно, кроме глотка воды, а сейчас, когда поугас жар в груди и дышалось легко, захотелось есть. Но он старался не думать об этом и стал негромко, пытаясь отвлечься, разговаривать с самим собой, однако мысли о еде не отступали. Тогда пошел он в густо заросший сосняком распадок, срубил кинжалом несколько молодых сосенок и соорудил балаган, набросал внутрь пихтового лапника.

День клонился к закату. На потемневшем небе проступили звезды. Сделалось тревожно. А что, если придут волки или, что еще хуже, — нукеры Тушету-Хана? Здесь все грозит смертью, но ведь он сумел победить ее три дня назад, сумел осилить жажду, сдюжит и на этот раз. Однако, как ни подбадривал себя, тревога не исчезала. Слишком хорошо понимал, что любой неосторожный шаг может стать последним. Сон не шел. Казалось, нукеры Тушету-Хана находятся где-то рядом. Нащупав на поясе пистоль, вздохнул облегченно. У него еще оставалось немного пороха и свинцовых пуль. Он зарядил пистоль и положил рядом с собой.





Открытый поэтический марафон «Иркутская поэзия 21-го века: мы – наследники славы русского слова»

8 июня «Молчановке» состоялся открытый поэтический марафон «Иркутская поэзия 21-го века: мы – наследники славы русского слова», посвящённый 220-летию А.С. Пушкина.