Асеева Анна Александровна
Поэт, член Иркутского отделения Союза российских писателей с 2008 г.Родилась 8 марта 1974 года в г. Улан-Удэ Республики Бурятия. Окончила отделение журналистики филологического факультета Иркутского государственного университета. Является одним из организаторов Международного фестиваля поэзии на Байкале и поэтических слэмов в Иркутске.
Стихи начала писать с 2000 года.
Выпущено две книжки стихов – «Afterпортрет» и «Немного слов спустя».
Имеет публикации в альманахах «Иркутское время», «Зеленая лампа», журналах «Сетевая поэзия», «Паровоз», «Русский колокол», «Окна» (Германия), «Новый Гильгамеш»., в «Литературной газете» и др.
Живет в Иркутске.
Отдельные издания
Afterпортрет : стихи. – СПб. : [б. и.], 2007. – 65 с.
Немного слов спустя : стихи. – Иркутск : Географ, 2015. – 59 с.
Публикации в коллективных сборниках, продолжающихся и периодических изданиях
Не утонет в речке мяч : [стихи] // Зелёная лампа. – Иркутск, 2007. – № 1. – С. 107–108.
Заговорки : [стихи] // Иркутское время, 2007 : поэт. альм. – Иркутск, 2007. – С. 38–42.
«Сын у моих знакомых – саксофонист…» : [стихи] // Иркутское время, 2010 : поэт. альм. – Иркутск, 2010. – С. 65–69.
Мой обыватель : [стихи] // Пятница. – Иркутск, 2015. – 13 нояб. (№ 44). – С. 14.
«Слогом нестройным, предчувствием нескольких строк маюсь…» : [стихи] // Зелёная лампа. – Иркутск, 2015. – № 1. – С. 37.
«Откажись, отрекись, потеряйся – мне станет полегче…» : [стихи] // Иркутское время, 2016 : поэт. альм. – Иркутск, 2016. – С. 23.
О жизни и творчестве
Фомина, С. Не выиграла, но и не проиграла / Светлана Фомина // Пятница. – Иркутск, 2015. – 13 нояб. (№ 44). – С. 14.
Анна Асеева
***
Зима
Опять нет сил и повода любить
себя, иных и Божеского сына,
настало время траурных косынок:
опять зима упала на Сибирь.
Зима-зи-мази не врачуют сплин,
не греет свитер, мёд не усыпляет,
борьба за жизнь идёт в борьбе с соплями
и каждый раз неясно что – болит.
Всё холодно. Опущена рука,
отпущена река – зовётся Лето —
согласная на гласную при этом
в конце… и дальше – там, где облака,
где гласных нет, где птица говорит
такое «брр» – под кожей перья мёрзнут
и колют печень. И вполне серьёзен
наш дед Мороз – он в чёрном и обрит,
несёт подарки – насморк и плеврит.
Во лбах царевен угасают звёзды.
***
Чудны дела твои, Господи: в доме моем
Морок не ночью – заливистым, солнечным днем.
Пальцы по клавишам книжек бездумно скользят,
В мороке этом ни думать, ни верить нельзя.
В мороке этом благая ленивая тишь,
Воздух сметанный. О чем ты с иконы молчишь?
Чудны дела твои, Господи, чужды уму.
Медленно-медленно дом погружается в тьму.
Клавиш запавших тисненые буквы горят.
В темном дому нет ни морока, ни алтаря.
***
А маленькая девочка наивна,
Не задает вопросов, верит маме.
Она сидит за черным пианино,
И до паркета не достать ногами,
И косами трясет, а в них – бантами.
В саду же осыпается малина,
Подобна гамме.
И дальше так же – шариками ртути
Из ноты в ноту, от «секунд» к минуте
И к пальчикам, доросшим до октавы.
Пусть нет бантов, но есть кольцо на правой,
В саду малина опадает в травы.
А мамы нет.
И музыки, по сути.
Лишь иногда в сумятице вечерней
Ей удается улучить минуту:
Она в саду садится на качели –
В окне напротив жалобно и глупо
Ей улыбнется инструмент плачевный,
А маленькая девочка всё лупит
Этюды К Черни.
Памяти Андрея Новикова
Звуки бывают плотные и тугие.
Так под водой слышны шевеленья рыб,
Длинной травы, и – чуешь? – как те, другие,
(губы же синие!) всё не прервут игры:
Плюхнется мячик в воду и всплеск глухой.
Сколько же нас, оглохших в густой воде.
Рыба рукой потрогала и уходит.
— Где ты теперь?
— Не знаю. Уже нигде.
В этом нигде у рыб этих злые руки,
След заметают – плыви, догони меня.
Плотные и тугие уходят звуки.
Мячик нырнул. Задернулась полынья.
Александру Кабанову
Зачем вам пенье аонид,
живущим с пением сирены?
Вы хирургическую нить
через десятое колено
теперь тянуть обречены.
Давно ли нитью было слово?
Суровой ниткою войны
прошиты снова сны больного –
чума в сердцах и головах,
на ризах, образах и в хатах.
Давай, связуй! Давай, сшивай!
Пусть нитки снимутся когда-то,
но шрам останется навек –
на картах, на глазной сетчатке,
на мове, в русском языке –
в словах и прочих отпечатках.
Обрывки речи, как канву –
пусть через кровь – иголкой звонкой…
По хирургическому шву
прочтут историю потомки.
***
Лучшие стихи на этом свете
Умерли во мне давным-давно.
На бумаге выросшие дети
Буквами играют в домино.
Всем, сумевшим смыслы перепрятать
Между запятых и между строк,
Сладкая конечная расплата,
Горький нескончаемый урок
Вплоть до восклицательного знака
По межстрочным гибельным местам.
Что тебе сказать за Пастернака,
Если «кофе, кошка, Мандельштам»?
Надежде
И вон, смотри, глядят из высока
И для тебя взбивают облака,
Друг другу шепчут – рано, мол, пока,
Но всё равно – уже, мол, скоро, скоро,
Поскольку ждёт тебя надземный город.
Июль под Илию по шву распорот,
Но в пару дней сошьются берега,
Уже дрожит купальщика нога,
На северах волнуется шуга –
Вот-вот в поход на город захолустный,
Где ты жила и письменно, и устно,
Ко всем добра и лишь к себе строга.
Взошла звезда, когда зрачок погас.
Так умирать – великое искусство.
***
Пока трепещет птичка в кулаке,
Из камня замок, хоть и на песке,
И разбежаться можно налегке,
Покуда не остепенились бытом.
Тому играть побудку на рожке,
Сему на Чёрной речке быть убитым,
А мы течём в неназванной реке,
Где взгляд иных уже неотразим,
Нас накрывает пена прошлых зим,
И за плечами груз своих Цусим
(Не трогай обветшавший Ватерлоо).
А впрочем, мы свободно исказим
Любое неприкаянное слово,
Но нам не хватит веры и тоски,
Чтоб нанести последние мазки,
Чтоб сотворить из мира полстроки,
Которые в мирах пребудут вечно,
И, оправдав неназванность реки,
Чтоб в 37 упасть на Чёрной речке
И выпустить синицу из руки.
***
Мой обыватель! В этой стороне
Обычно обувают тех, кто проще.
Давай с тобой повоем при луне,
Давай при солнце выползем на площадь,
Давай расскажем людям про людей,
Что пишут книги и рисуют – книги,
Что на планете столько площадей,
Где жгут иных, инаких и безниких –
Нам это проще, мы ведь не из них.
Какое время: свято место – пусто!
Что в имени твоём? Скажи мне ник.
Не развенчай иллюзию искусства.
***
Ой, девочки, как страшно жить!
Коты орут, соседка плачет:
Сосед схватился за ножи –
Люблю, мол, не могу иначе.
А если любит, значит бьёт.
А вдруг возьмёт да и прирежет?
Но верит глупое бабьё:
Он завтра станет мил и нежен.
Ой, девочки, как страшно жить!
Каблук сломался, прыщ на нОсе.
Не носят девки паранджи
И юбок, в общем-то, не носят.
Ну чем ты ловишь мужика?
Твоя милиция не в теме –
Их от насильников никак
Не отличишь в такую темень.
Ой, девочки, как страшно жить!
Луна растёт, а деньги тают.
Бывает: вроде, есть мужик,
А всё равно постель пустая.
Но свой же! Что ей до чужих?
Всегда дороже то, что зряшно.
Ой, девочки, как страшно жить!
Но жить ТАК хочется, что страшно.