Базилевский Михаил Сергеевич
Поэт, член Иркутского регионального отделения Союза российских писателей с 2018 г. Родился в 1974 г. в Иркутске. Окончил исторический факультет Иркутского государственного университета. Работает научным сотрудником в Музее истории города Иркутска. Участник международного фестиваля поэзии на Байкале им. А.И. Кобенкова.
Основная тема творчества – человек и время. Стихи М. Базилевского отличаются особой глубиной и философичностью.
Печатался в журналах и альманахах «Сибирь», «Сибирские огни», «Южное сияние», «Иркутское время» и др.
Живет в Иркутске.
Отдельные издания
Портреты времени : стихи. – Красноярск : Палитра, 2017. – 67 с. : ил.
Публикации в коллективных
сборниках и периодических изданиях
«В тишине очнувшихся широт…» : [стихи] // Сибирь. – Иркутск, 2013. – № 2. – С. 159–162.
«Проносится трепет. И тянется дым…» : [стихи] // Сибирь. – Иркутск, 2014. – № 2. – С. 81–85.
«Где сливаются две глубины…» : [стихи] // Сибирь. – Иркутск, 2016. – № 2. – С. 104–109.
«И этот слух, настроенный на шепот…» : [стихи] // Сибирские огни. – Новосибирск, 2017. – № 1. – С. 82–85.
«Как на твоем языке говорить с тобой…» : [стихи] // Иркутское время : альм. поэзии / сост. Игорь Дронов. – Иркутск, 2017. – С. 10–12.
Сказание о немецкой бутылке : [стихи] // Каменный цветок : антология стихов о войне. – Иркутск, 2017. – С. 46.
«Струна Давида коснется рук…» : [стихи] // Иркутское время : альм. поэзии. – Иркутск, 2018. – С. 183–186.
Стихотворения // Южное сияние. – Одесса, 2018. – № 4. – С. 163–165.
«Над ухмылкой египетской ночи взойдет Орион…» : [стихи] // Иркутское время : альм. поэзии / сост. Анна Асеева. – Иркутск, 2019. – С. 138–139.
Михаил Базилевский
* * *
За сумятицей встреч – оловянных снегов легион.
Город слышит, по зимнему небу плывя за буйки,
то ли звон безоглядный, доставший до дна, то ли стон,
уходящий корнями в подножье уставшей реки.
Почивает Харон. А рассвет пожинает плоды.
Под хитоном его – лишь пяток неприкаянных душ.
Да какой-то чужак, с гефсиманской сойдя борозды,
с лёгкой ношей спускается в эту прибрежную глушь.
Не за ними?.. За ними… за ними – доносит ответ
от высоких камней. И блестят плавники подо льдом:
то ли свет наплывает на город, которого нет,
то ли пена ложится на берег в венце золотом.
* * *
Александру Танкову
Когда не осталось ни чести, ни славы,
Ни отчего неба, ни отчих могил,
Когда мы, в снега уходя от расправы,
Лишались и веры, и воли, и сил,
И нечему было наш путь освещать,
Ты думаешь, мы разучились прощать?
Мы шли, и за нами из ветхого быта,
Из лавок, цирюлен – остры и слащавы –
Сквозь мутные стёкла следили глаза:
Мы знали, какая в них крылась гроза.
Колёса скрипели, стонали копыта,
Незряче блуждали во мгле голоса.
И кости сожжённой усадьбы чернели,
И спорил со снегом чернеющий рот.
И ночь провожала чернеющий сброд:
Пальто и шинели, пальто и шинели.
И кто-то незримо торчал у ворот,
Черневших не шире зрачка ледяного.
И мы не искали последнего слова,
Когда настигал нас последний восход.
Мы шли, и вослед нам сугробы молчали.
И ветер, как будто губу закусив,
Стихал. И старуха в бесчувственной шали
Сидела, и слышался старый мотив.
Но некому было его завещать…
Ты думаешь, мы разучились прощать?
Когда уходили мы, нас провожали
Ослепшие дали, и веки смежали
Идущим за нами. И не было снов.
И мир пошатнувшийся вынес из ночи
Мерцанье звезды, и она, кровоточа,
По гулким следам узнавала волхвов.
С тем гулом грядущее слилось: «…когда
В морозной ночи засияла звезда».
* * *
Это – знаки свободы.
Это – каменных лиц ручейки.
Так в летейские воды
погружают подобье руки.
Так заря, догорая,
успевает коснуться плеча.
Это – стены сарая.
Это – кровь. И она горяча.
Это – взгляд на дорогу,
по которой назавтра идти.
Так ступают к острогу
или Бога сжимают в горсти.
Это – время, в котором
ты один, как по водам, пройдёшь.
Это – лист под забором.
Это – света прозрачная дрожь.
* * *
Черепица изнеженных крыш и в земле – черепки
побеждённых империй, столетий, зажатых в тиски.
Голоса, голоса, по земле – голоса, из земли –
голоса, и, как стражи, над ними стоят ковыли.
И поди разбери, с чем весло опускается в Понт.
И поди разбери, что готовит ему горизонт,
припадая мертвеющим солнцем к молчанью окна,
за которым, одна в целом мире, стоит тишина.
А за ней – голоса: по земле – голоса, из земли…
И темнеет лоза, корабли узнавая вдали.
И волна, приподнявшись, ложится на белый песок,
заливая ладонь, натыкаясь на голый мысок.
И уже не смахнуть с этих крыш неизбежную даль,
и уже не лишить её нежного слова «печаль».
Не уйти со двора, где когда-то не был ко двору,
где игру затевая, в себя уходил поутру
говорок поднебесный, где свет, омывая причал,
прикасался семью плавниками к началу начал.