Черемных Иннокентий Захарович
(1922 – 2004) Прозаик. Член Союза писателей СССР с 1982 г.
Родился 14 декабря 1922 г. в д. Паберега Тулунского уезда Иркутской губернии. Перед Великой Отечественной войной выучился на тракториста, проработав в колхозе несколько месяцев, в 1941 г. был призван в действующую армию. Войну прошел разведчиком от начала до конца. Участвовал во всех главных сражениях — воевал под Сталинградом, на Курской дуге, сражался под Калугой, форсировал Днепр, освобождал Украину, Румынию. Был участником Ясса-Кишиневской и Висло-Одерской операций. Благодаря будущему писателю, был взят в плен под Сталинградом фельдмаршал Паулюс – разведчик Черемных захватил ординарца фельдмаршала, который сообщил данные о дислокации и перемещениях Паулюса.
За годы войныИннокентий Захарович был четырежды ранен, контужен. После войны уехал в Иркутск. Здесь работал токарем на автосборочном заводе им. В. Куйбышева. В июле 1955 года отправился на строительство Братской ГЭС. Там трудился молотобойцем, помощником машиниста-экскаваторщика, работал на лесоповале. 11 лет проработал первым руководителем жилищно-коммунальной конторы Братска. Затем занимал должности директора гостиницы «Тайга», начальника отдела снабжения и сбыта пивзавода.
Основное направление творчества Иннокентия Черемных определила война. Потрясение и память о том времени легли в основу его произведений, где правдиво, прекрасным образным языком описаны драматические события тех лет. В 1970 г. в газете «Красное знамя» был опубликован очерк «Фронтовой друг» и несколько рассказов о войне, которые были положительно оценены как критиками, так и читателями. В этом же году Восточно-Сибирским издательством была выпущена первая книга писателя — «Разведчики».
И. З. Черемных — автор шести прозаических книг. Его произведения были опубликованы в газетах «Красное знамя», «Восточно-Сибирская правда», в журналах «Сибирь», «Знамя», «Сибирские огни» и др.
Иннокентий Черемных награждён орденами: «Знак Почёта», Отечественной войны 1-й ст., Отечественной войны 2-й ст., двумя медалями «За отвагу», медалями «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией». Имя Иннокентия Захаровича носит Центральная городская библиотека МУК ЦБС города Братска (2008).
Умер 11 декабря 2004 г. в Братске.
Отдельные издания
Разведчики : повесть / художник Г. Г. Леви. – Иркутск : Восточно-Сибирское книжное издательство, 1970. – 222 с.
Однополчане : роман. – Иркутск : Восточно-Сибирское книжное издательство, 1970. – 1981. – 367 с.
После войны : повесть. – Иркутск : Восточно-Сибирское книжное издательство, 1986. – 208 с.
Лихолетье : роман. – Москва : Советский писатель, 1989. – 560 с.
Моя деревня Паберега. – Братск : [б. и.], 1998 (Братская городская типография). – 165 с.
Солдаты войны : в 2 ч. – Братск : [б. и.], 1999 (Братская городская типография).
Ч. 1. 151 с.
Ч. 2. 151 с.
Разведчики : военная повесть с дополнениями автора, которые он внес незадолго до своей кончины / [составитель, литературный редактор М. М. Исакова]. – Братск : Братск, 2013. – 365 с.
Публикации в коллективных сборниках
и периодических изданиях
После войны : повесть // Через войну : [воспоминания писателей-сибиряков о Великой Отечественной войне / составитель Д. Г. Сергеев]. – Иркутск, 1985. – С. 102–141.
Куда пойти, кого спросить? // Знамя. – Братск, 1996. – 16 июля. – С. 3.
По дороге с войны : воспоминания // Сибирь. – Иркутск, 1999. – № 1. – С. 104–117.
Моя деревня Паберега : отрывок из повести // Эхо прошедшей войны / составители А. В. Лисица, Е. А. Уруков. – Братск, 2005. – С. 4–11. – (Братчане – 60-летию Великой Победы).
На войне и после войны : [из неопубликованного] // Сибирь. – Иркутск, 2007. – № 6. – С. 75–88.
Проводник Иван Мамонтов : [отрывок из романа «Однополчане»] // Иркутск. Бег времени : [сборник] : в 2 т. – Иркутск, 2011. – Т. 2 : Автографы писателей, кн. 2 : Проза / [составители: А. К. Лаптев, В. А. Семёнова]. – С. 412–417.
Разведчики : [главы из повести] // Литературные жемчужины. Иркутск – Байкал : [избранные произведения сибиряков] / составители: А. К. Лаптев, В. В. Воронов. – [2-е изд.]. – Иркутск, 2015. – С. 150–235.
Разведчики // Раны : повести сибиряков о войне / А. Зверев, И. Черемных. – Иркутск, 2017. – С. 233–432.
Разведчики : рассказ из повествования // Сибирь. – Иркутск, 2022. – № 6. – С. 40– 46.
О жизни и творчестве
Черемных Иннокентий Захарович // Писатели Приангарья : биобиблиографический справочник / составитель В. А. Семенова. – Иркутск, 1996. – С. 146–149.
Корнилов, В. В. Стихи о грозных днях минувших // Верю, боль моя в храмы войдет : избранные стихотворения, рассказы, публицистика 1966–2003 годов / Владимир Корнилов. – Иркутск, 2004. – С. 277– 278.
Лисица, А. В. Лихолетье : И. С. Черемных, писателю, ветерану Великой Отечественной войны // Опять звонят колокола : [стихи] / А. В. Лисица. – Москва, 2005. – С. 41.
Михасенко, Г. Черемных : [стихи] // Эхо прошедшей войны / составители А. В. Лисица, Е. А. Уруков. – Братск, 2005. – С. 17–25. – (Братчане – 60-летию Великой Победы).
Переломова, Ю. «Сквозь кордон юбилейных дат» / Юлия Переломова // Восточно-Сибирская правда. – Иркутск, 2020. – 1–7 сент. (№ 33). – С. 8–9.
Иннокентий Черемных
Разведчики
рассказ из повествования
Нашли мы свою роту. Пять дней голодаем. Шесть ложек сухарных крошек лишь тем, кто шел в разведку. Днем и ночью — бомбежка и обстрел. Лежа на дне тесной землянки, мы вздрагивали от толчков земли. Гриша Доброхотов вдруг схватил топор и выскочил на улицу.
— Куда? Наряд вне очереди! — только и успел крикнуть командир отделения Прокопий Каймонов. И вынырнул из землянки:
— Федька, куда убежал Гришка? Голос Федьки Черных едва был слышен, и мы ничего не поняли.
— Ты чо, путем ответить не можешь? — командир сел в проходе.
— Видали? Три дня каптерочником, а уже заелся!
— Чо там ись-то, мешки пусты! — заступился за Федьку Михаил Московских. Бомбежка прекратилась, скоро вернулся Доброхотов.
— Куда носился? Почему без спроса! — накинулся на него Каймонов.
— Тише ты! Думал, немцы будут конный парк бомбить, а они — пушки. Только из пулеметов стрельнули по коням и улетели. Ни одной клячи не убило, — он втянул в землянку тяжелый вещмешок.
— Украл, чо ли?
— Убил! — Кого, где?
— Убил! Впервой убил! Черт возьми, на что только не пойдешь с голодухи, — рукавом шубы Гришка смахнул капельки пота со лба.
— Даже жарко стало!
— Да говори ты! – не понимали мы. Гришка воровато взглянул на выход землянки, пригнулся к нам:
— Слышу, потрескивает в ельнике! Ну, я подкрался и с ходу — бух в лоб!
— Кого в лоб?! — Кобылу, кого! Хоть исхудал, но одним махом убил. Она, бедняга, не хуже нас изголодала. Кору на елке грызла.
— Ну, балда! Я думал, ты человека убил, — облегченно произнес Прокопий Каймонов. И тут же распорядился:
— Дрова, воду, ребята! Варить! — Кострить-то нельзя!
— Мы за дорогой, в степи! Кто-то один пусть варит на весь наш взвод. Да ты и вари, Гриша!
— Нет! — вмешался Крамынин.
— Иди к старшине, покажи, где остальное мясо, пускай заберет, кормит роту.
— Нет там мяса, — сообщил повеселевший Доброхотов.
— Солдаты из химроты забрали… Как немного нам надо было! За пять суток впервые наелись досыта, и гармонь принесли в землянку. Иван Хромовских пел, а мы будто впервой слышали частушки — хохотали, наперебой подпевали…
Утром зашел к нам в землянку комиссар Колесников. Присел в выходе:
— Ох, как темно! Душно! Объелись, что ли?
— Это Мишка «подвез»! — пошутил Доброхотов.
— Вот ты, товарищ боец, вчера громче всех хохотал! Голос твой и посейчас звенит у меня в ушах. Какое у вас сегодня настроение?
— Как вчера с обеда, — ответил Каймонов.
— Ну и отлично! Кто в вашем отделении самый сильный?
— Гришка! Он одним ударом — кобылу! — ответил Московских.
— Понятно, — сказал Колесников.
— Вот в чем дело, ребята. Сегодня мы должны идти на боевое задание, взять «языка», надо подобрать отчаянного бойца для захвата.
Кивнул головой на Доброхотова:
— Как ты, первым ворвешься в немецкую траншею?
— Наперво бы в поддерживающей группе сходить, — ответил Доброхотов, — узнать, что почем.
— Кому-то надо, все еще новички в этом сложном деле…
— Ну я так я! – согласился Гриша.
— Вот и молодец! Чувствуется, что не из робкого десятка. Приводите себя в боевой порядок, скоро выход. И ушел. Вечером бывший учитель, помкомвзвода Павлов хаживал вдоль строя и, потрясая противотанковой гранатой, рассуждал:
— Кому же вручить?.. Кто у нас сможет быть главным бомбардиром? И вручил мне. Я хоть и был таким же воякой, как все мои земляки, но гранату РГД бросал далеко и метко, а эту вот «колотушку» взял впервой. По неопытности подвесил ее на запальный хомутик. Теперь от одного воспоминания становится жутко. Предохранительные усики могли на ходу в любую секунду выдернуться, и меня бы разнесло в клочья.
Из расположения роты вышли мы на лесную плешину. Помкомвзвода двигался впереди солдатской цепи, но вдруг отступил в сугроб и давай оглядывать нас. Ну и увидел, как у меня на ремне граната висит… Как заорет:
— Взвод, разбегайсь! Я тоже рванул, а он кричит мне:
— Ложись! Бухнулся, смотрю — ребята в разные стороны бегут. Вскочил, да как хватану за ефрейтором, чтобы спросить, в чем дело: я — ложись, а они — беги?! A ефрейтор Саша Сидоров оглянулся и еще сильней припустил от меня.
— Ложись! Ложись! — слышу рев Павлова. Подчиняюсь и снова падаю.
— Снять ремень! Вот, думаю, нашел время, когда учения проводить.
— Ко мне! — кричит. «K тебе так к тебе», — думаю. Но ремень не оставишь в снегу, на нем снаряжение, хвать — и к нему. Он попятился:
— Стой! Стой! Брось ремень! Ко мне! Граната взорвется! Эх, как я шмыганул! Мимо Павлова пробежал… И когда уже правильно была подвешена граната, ребята все равно смотрели на меня как на «взрывчатку». И хохотали! Будто им смешно было! A драпали так, что на хорошем рысаке не догнать.
…После смеха и ругани пришли к ровикам нашей пехоты. Не дожидаясь темноты, выползаем на нейтральную полосу. Ползем неумело, без всякой осторожности. Не очень-то следим за Доброхотовым и Решетниковым, быстро оторвавшихся от нашей поддерживающей группы. Не сразу дошло до сознания и то, что впереди оказалось вдруг не два, а четыре человека. Позади застрочил «максим», впереди — немецкий пулемет. Градом полетели в лоб трассирующие пули. Вдруг я услышал надрывный крик:
— Немцы Гришу схватили! Не могу различить, в кого стрелять. Те и другие в маскхалатах. Двое — один за другим — бегут в нашу сторону, двое барахтаются. Палю в белый свет, как в копейку. Из тех, что бежали, задний упал. Помкомвзвода преградил путь переднему:
— Куда! Назад! За мной! — бросился вперед, но взмахнул руками, выронил автомат и рухнул. Взводом бьем из винтовок туда, где в снегу переваливались два человека. Один вскочил, бросился к нам. Я узнал приземистую фигуру Гриши Доброхотова. Ефрейтор, за которым я час назад гонялся с противотанковой гранатой, привстал:
— Взвод, слушай мою команду: назад, отползать! Быстро! Назад! Так закончилась наша первая вылазка за «языком». Едва сами не оказались добычей немцев. В расположение роты вернулись с двумя убитыми и двумя ранеными. Лежа в землянке, осмысливали роковой исход:
— Пошто водку на пусты кишки дают? – начал Хромовских.
— Наркомовский паек, — сказал Леня Крамынин.
– Была бы каша, кашей накормили.
— Хорошо, что Гришка сильный, руками задавил фрица! А ты с пьяных глаз в него стрелял.
— У меня в голове ходуном ходило, — виновато глядя в поцарапанное лицо Гриши Доброхотова, оправдывался Иван Хромовских.
– Не мог понять, ну и по нечайности…
— М-м-да! Очухаться не могу, — говорил Доброхотов. – В глазах, гад, стоит. Как хватану я его в охапку, да как жиману — переломил ему спину, и коленом… кы-ык садану в брюхо, передавил глотку — и тягу.
— Здорово ты его! – заметил Хромовских.
— Давай на тебе покажу, чтоб ты боле не стрелял по своим.
— Тревога! Тревога! – как с перепугу, закричал кто-то наверху. Пулей вылетели мы из землянки, побежали к лесной проталине, пристроились к командиру роты. Он, как и мы, солдаты, от голодухи бледнолицый, чем-то взволнован. Без команды «равняйсь» и «смирно» повернул строй налево и повел в сторону заснеженного пустыря. Там, подле уродливой березы стояли трое… Поравнявшись с ними, командир остановил роту. Смотрю на Решетникова. Его осунувшееся, изнуренное лицо заплакано. Тревожно топчась в снегу, он стискивал заскорузлые пальцы до треска. Поясного ремня на нем не было. Младший лейтенант особого отдела дивизии Яков Дубовихин с автоматом на высокой груди неторопливо вынимал из планшета лист бумаги.
Еще не представляя, что сейчас произойдет, я оторопело глядел на Решетникова, вдруг оказавшегося спиной к строю, и слышал голос Дубовихина, последние слова которого запомнились мне на всю жизнь: «Вследствие паникерства Решетникова был схвачен врагом его напарник Доброхотов… Погибли коммунист Павлов, комсомолец Макаров… Сорван поиск… На основании вышеизложенного Решетникова приговорить к расстрелу. Приговор привести в исполнение», — и тут же из автомата прострочил спину Решетникова.
— Мы-мы-ы! — в испуге промычал я, хватаясь за руку Крамынина. Дубовихин резко обернулся:
— За паникерство — смерть! – ожег взглядом.
— Смерть! Командир повел нас в расположение роты.
Ноги подсекались, не слушались, строй растянулся. Забравшись в землянку, мы пролежали до позднего вечера молча. Хотелось есть, а есть было нечего, и мы жевали серу. Небо с утра было покрыто тучами, можно бы и печурку растопить, но ни у кого не поднимались руки. И не затопили бы на ночь, если бы не зашел к нам комиссар.
— Морозище, морозище-то! Вы что, почему не топите? А чавканье-то какое! Что вы жуете?
— Вчера серу наколупали, — ответил Каймонов. — Попробуйте! — он вынул из-под козырька шапки жвачку.
— Она ишо нова, я мало жевал.
— Да нет!.. Грустите? — тихо спросил комиссар. Облокотившись о колени, положил голову на ладони.
— Мать, отец есть у Макарова?
— У Макарова есть, у Решетникова — не знаю, — ответил Каймонов.
— Надо отомстить фашистам за смерть земляка!
— Чем отомстить-то? Винтовкой?
– вступил в разговор Kрамынин.
— Мы вчера взводом, наверное, и сотни патронов не выстрелили, а немцы в нас — тысячи. У них автоматы. Если б не пехота, лежали бы все там. Подсумки тряпочные — как расстегнул, так патроны посыпались.
— У меня тоже, — подтвердил я. — Один автомат в роте! Ползешь с этой длиннющей, во что-нибудь уткнешься штыком. Острога — на Ангаре рыбу колоть.
— Высказывайтесь все, не стесняйтесь, слушаю вас.
Мы все глядели на Крамынина, хотели, чтобы он говорил. Он был рассудительным и смелым, не робел перед командирами, но и он умолк.
— Жалко Решетникова, — почти шепотом проговорил Доброхотов.
— Можно бы в тюрьму посадить, не расстреливать.
— Хорошенькое дело! Ты воюй, а паникер будет сидеть, ждать, когда война кончится? Неплохое наказание…
— Какой он паникер! Мог и другой сдрейфить! Немцы — как из-под земли, и давай хватать нас, он и испугался.
— Если бы ты в беде бросил товарища, сорвал поиск, тебя бы расстреляли! Но ты же не побежал. Думаете, мне не жалко его как человека? Молодой, необстрелянный, но… – комиссар упорно гнул свою линию.
— Почему у нас со жратвой так плохо? Комиссар немного помедлил, словно собираясь с мыслями.
— Да, положение у нас не из легких, — заговорил он.
— Немцы разбомбили эшелон с продовольствием, конечная железнодорожная станция далеко. Шоссейные и проселочные дороги заносятся снегом. На машинах не проехать. На лошадях — медленно. К тому же самолеты противника день и ночь патрулируют дороги, бомбят.
— Так-то оно так, — вроде согласился Крамынин.
— Эшелон разбомбили… Вдребезги разлетелись сухари, а водка — нет!
Леня уставился на комиссара, глядевшего на него.
— Загадка!.. Не вредительство ли тут! Голодных напоить — и в разведку. И вот он, исход. Смерть, расстрел! — он нервно заерзал на пихтовом настиле.
— Мгновение — и человека нет! Мне лично понятно, почему так быстро разделались с Решетниковым. Расстрел — бич по трусости.
Леня окинул взглядом нас, сидевших плотно у торцевой стены землянки.
— Теперь мы все сразу, без словесной морали поняли, что такое война. Убивают и расстреливают. Почему наших самолетов нет? И где те танки, что в кино самураев давили гусеницами?
— Защита Москвы, разгром немцев нам нелегко дались, — со вздохом произнес комиссар.
— Много полегло людей, погорело самолетов, танков, много разбито пушек, минометов. И где все это так быстро взять? Давайте вместе поразмыслим о положении дел в стране. Большая часть оккупирована врагом. Где хлеб, заводы?
Иван Максимович сел поудобнее.
— Те заводы, что вблизи передовой, надо быстро демонтировать, перевезти на Урал, в Сибирь. Нужны люди, транспорт. Потом смонтировать, пустить в ход. А это не так просто. Кроме эвакуаций заводов нужно перевезти войска, технику, боеприпасы, продовольствие, эвакуировать беженцев, оставшихся без крова, без крошки хлеба! Много всяких других бед. Большая нехватка кадровых офицеров в дивизии, нашей роте. Командиры — учителя, председатели колхозов. Вы – вчерашние пахари, не обучены ремеслу разведчика. Некогда было учить. Немцы засели на укрепленном рубеже, высотах, а нам выбить их нечем. Кони на ходу подохли, снаряды не на чем подвезти, артиллерия бездействует. Сегодня вашему взводу предстоит идти на железнодорожную станцию Борятинск за снарядами. Вот такие дела, братцы-сибиряки. Не падайте духом! Все наладится! А вот почему водка не разлетелась вдребезги, как сухари?! Не знаю, как она уцелела… развел руками комиссар.
— До свидания, — и он вылез из землянки…