Шолохова Елена Алексеевна
Прозаик, переводчик. Член Союза писателей России с 2018 г.
Родилась 2 сентября 1977 года в Иркутске. Затем семья переехала на север Иркутской области, в поселок Новая Игирма Нижнеилимского района. После окончания средней школы Елена поступила и с успехом окончила Иркутский институт иностранных языков им. Хо Ши Мина, факультет английского языка.
Работала в ОАО «Ростелеком» в должности начальника отдела, затем коммерческим директором в центре дополнительного профессионального образования «Академия АйТи». С 2013 г. начала сотрудничать с издательством «АСТ» в качестве переводчика художественной литературы.
Первая публикация состоялась в сборнике «Дневник поколения», где был напечатан рассказ «Взвейтесь кострами», который стал лауреатом конкурса.
В 2014 году в издательстве «Аквилегия-М» вышел первый роман Елены Шолоховой «Ниже бездны, выше облаков». Впоследствии по этому произведению в г. Новокузнецке, школьной студией «Звезда пленительного счастья» (МБОУ «СОШ № 64) был создан кинофильм.
Основой творчества Е. Шолоховой является осмысление жизни подростка, чье отрочество выпало на жизнь в эпоху СССР. Автор глубоко раскрывает юношескую психологию, точно передает переживания первой любви, ценности того, уже далекого времени. И, конечно, книги отражают внутренний мир самой писательницы, некоторые из них основаны на биографических фактах.
Елена Шолохова – автор восьми романов, также ей принадлежат переводы на русский язык многочисленных произведений английских авторов. Рассказы и повести прозаика публиковались в журналах «Сибирь», «Первоцвет», а также в Сети Интернет.
Книга «Звезда» вошла в десятку победителей международного конкурса «Книга года: выбирают дети» (2015). Книги «Ниже бездны, выше облаков», «Звезда», «Плохой, жестокий, самый лучший» включены в ежегодный рекомендательный каталог «100 лучших новых книг для детей и подростков» за 2016 год. Повесть «Зарница» входит в рекомендательный каталог Российской государственной детской библиотеки (Москва).
Живет в Иркутске.
Отдельные издания
Ниже бездны, выше облаков : молодежная романтическая повесть / [худож. В. Спиренков]. – Москва : Аквиления-М, 2015. – 320 с.
Звезда : молодёжная романтическая повесть / [худож. Н. Спиренкова]. – Москва : Аквилегия-М, 2015. – 249 с. – (Современная проза).
Плохой, жестокий, самый лучший : молодёжная романтическая повесть. – Москва : Аквилегия-М, 2015. – 256 с. То же. – Москва : Аквилегия-М, 2017. – 256 с. – (Современная проза).
Девять жизней : фантастическо-приключенческие повести. – Москва : Аквилегия-М, 2016. – 237 с. – (Современность и фантастика).
Запретная земля : повесть. – Москва : Аквилегия-М, 2017. – 240 с. – (Современная проза).
Зарница : повесть. – Москва : Аквилегия-М, 2017. – 253 с. – (Современная проза).
Страна сов : фантастическая повесть. – Москва : Аквилегия-М, 2017. – 187 с. – (Современность и фантастика).
Никто об этом не узнает : повесть. – М. : Эксмо, 2019. — 288 с. – Опубликовано под псевдонимом: Рита Навьер
Пусть об этом знают все : повесть — М. : Эксмо, 2019. — 320 с. – Опубликовано под псевдонимом: Рита Навьер
Белый танец : повесть. – М. : Аквилегия, 2021. – 256 с.
Частная школа : повесть. – М. : Аквилегия, 2022. – 480 с. – Опубликовано под псевдонимом: Рита Навьер.
Переводы
Арментроут, Д. Освобожденная / Д. Арментроут ; пер. с англ. Е. Шолоховой, Е. Фоменко. – М. : АСТ, 2016.
Калпер, К. Соль и шторм : роман / К. Калпер ; пер. Е. Шолоховой. – М. : АСТ, 2016.
Мейер, М. Лунные хроники. Белоснежка / М. Мейер ; пер. с англ. Е. Колябиной, Е. Шолоховой. – М. : АСТ, 2016.
Рассел, Р. Зодиак / Р. Рассел ; пер. с англ. Е. Шолоховой. – М. : АСТ, 2016.
Тахир, С. Уголек в пепле / С. Тахир ; пер. с англ. Е. Шолоховой. – М. : АСТ, 2016.
Хейг, Ф. Огненная проповедь : роман / Ф. Хейг ; пер. с англ. Е. Шолоховой. – М. : АСТ, 2016.
Уэллс, Р. Алфи. Вдали от дома / Р. Уэллс ; пер. с англ. Е. Шолоховой. – М. : АСТ, 2017.
Тахир, С. Факел в ночи / С. Тахир ; пер. с англ. Е. Шолоховой. – М. : АСТ, 2018.
Шваб, В. Архив. Ключи от всех дверей / В. Шваб ; пер. с англ. Е. Шолоховой. – М. : АСТ, 2018.
Публикации в коллективных сборниках
и периодических изданиях
Простая история. Первая охота : рассказы // Первоцвет. — Иркутск, 2018. – № 1. – С. 5 – 7.
Комсомольское сердце. — // Сибирь. – Иркутск, 2022. – № 5. – С. 63 – 71.
О жизни и творчестве
Семенова, В. «Сиянию России» – многая благая лета // Сибирь. – Иркутск, 2019. – № 1. – С. 238. О молодых писателях, в т.ч. Елене Шолоховой
Верховская, В. Дорогие сердцу книги // Саянские зори : общегородская газета. — Саянск, 1986 – 2022. — № 16 (28 апреля). – С. 6.
О книгах молодых авторов, в т.ч. о новых книгах Елены Шолоховой
Елена Шолохова
ПРОСТАЯ ИСТОРИЯ
рассказ
Мое 14-летие было отмечено двумя грандиозными событиями: нас бросил отец, и я впервые влюбился. Отец, прежде чем окончательно откланяться, унося в новую жизнь свои вещички в фирменном чемодане «Самсонит», сто раз повторил, что уходит от матери, а не от меня. Но, как показала жизнь, ушел он от нас обоих, потому что после этого больше я его не видел. То есть видел один-единственный раз — случайно и мельком, так что это не в счет.
Что касается второго обстоятельства, то именно оно помогло мне почти безболезненно пережить первое.
Строго говоря, влюблялся я и раньше. Еще в детском саду, помню, был увлечен девочкой по имени Люба и всем твердил, что женюсь на ней. В восемь лет мне понравилась одноклассница Катя. Ей мое внимание перепадало в виде тычков и дразнилок. В пятом классе я тайно сходил с ума по Алисе Селезневой. Затем я вновь спустился на землю, заинтересовавшись соседской девчонкой. Ах да, были еще приключения в пионерском лагере, но это уже совсем несерьезно. Впрочем, как мне казалось, все было несерьезным до нее. До Тани.
И в чем парадокс: останься родители вместе, я, возможно, вообще бы ее не встретил. А все потому, что после развода мама, а она у меня учитель физики в моей же школе, твердо решила сменить место работы — уйти туда, где никто не знает, что отец ее бросил.
«Сочувствие унижает, — повторяла она. — А фальшивое сочувствие превращает тебя в посмешище». К слову, узнав, что отец уходит, она даже ни разу не поинтересовалась, куда и к кому, а в ответ на его предложение помогать материально она заявила, как отрезала: «Нам от предателя ничего не надо!» Хотя, признаться, папаня особо и не настаивал.
Перейдя в другую школу, мама следом перетащила и меня, хотя я отчаянно бастовал. Во-первых, потому что мне и в прежней было комфортно, а во-вторых, новая школа находилась не под боком, как я привык, а в шести остановках.
И вот, страдая от собственного бессилия, злясь на мать за ее упрямство, а еще сильнее на отца – виновника всех этих неудобств, я плелся в новую школу, заранее зная, что мне там не понравится. У ворот меня обогнала она. То есть на тот момент я, разумеется, не знал, что это ОНА, но уже тогда ее приметил. На ней было красное короткое пальтишко, белый берет с шарфом и белые же сапожки. Не хочется привязывать мое светлое чувство к такой банальщине, как модные шмотки, но на общем скромном фоне ее наряд не мог не привлечь внимания. Она пронеслась мимо меня, и я зачем-то припустил следом.
На входе нас встретили дежурные восклицанием практически в унисон: «Опоздали!» И у нас, в бывшей школе, тоже опоздавших караулили, но то была просто формальность. Да и я там был «свой», меня в любом случае не сдавали. А тут борьба с опозданием явно велась с энтузиазмом: кордон на входе, все при повязках, черный блокнот с позорным списком.
Красно-белая девочка стала оправдываться, что ходила к зубному, упрашивая, чтобы ее не записывали. Но непреклонные дежурные упорно стояли на своем. Когда дошла очередь до меня, то я не церемонясь отобрал у дежурного блокнот и вырвал лист. У меня к тем, кто младше, уважения не больше ноля, даже если они с повязками. Правда, эта выходка мне потом аукнулась, но зато я выяснил, что ее фамилия Савельева и учится она в 7 «А». Подумаешь, повисел с неделю мой портрет, смахивающий на волка из «Ну, погоди!», растопырившего свои когтистые лапы над маленькими, но отважными зайчатами-пионерами. Кстати, через день чьими-то стараниями пионеры обзавелись полным комплектом: рогами, усами, бородой. И тут я точно ни при чем. Меня вообще эта стенгазета только позабавила. Чего не скажешь о маме…
Всю ту неделю, пока я красовался на стене школьного вестибюля, она со мной и словом не перемолвилась. Домашний бойкот – излюбленное оружие в ее арсенале. Прежде с отцом она могла еще дольше не общаться, если была им недовольна. Не знаю, как ему, а мне ее молчание жить нисколько не мешало. Хотя в детстве в такие моменты я жутко переживал. Даже как-то специально расцарапал себе ладошку ржавым гвоздем, чтобы мама, увидев мои страдания, смилостивилась. Но нет — уж она-то умела выдержать характер.
***
После стычки с дежурными вновь я увидел Таню только через месяц или чуть больше. К тому времени я уже успел наладить контакт с тремя парнями из класса. То были самые разгильдяи, как мама говорит. Ей-то бы, конечно, хотелось, чтобы я сдружился с комсоргом или, на худой конец, с местными занудами-зубрилами. Но, извиняйте, рыбак рыбака… Потому я очень гармонично вписался в свою новую компашку.
Генку, Вована и Саню хором клеймили на всех заседаниях совета отряда и дружины. И не беспричинно: их послужной список был куда богаче моего. Если я лишь мирно прогуливал, втихаря покуривал папироски и самое большее, что мог вытворить, – это огрызнуться учителю или отвесить оплеуху какому-нибудь надоедливому шпанцу, то на счету у этой троицы было уже несколько приводов. Об учебе, понятно, речи вообще не шло. Их тянули до восьмого, выставляя формальные тройки по всем предметам, чтобы потом со спокойной совестью турнуть из школы.
Примкнув к ним, я внезапно осознал, что учиться – это совсем не мой конек. Взять, рассуждал я тогда, мою мать. Десять лет отучилась в школе, окончив ее с медалью, потом еще пять в институте. Опять же – красный диплом. И для чего все это? Чтобы теперь работать в школе за 150 рублей и света белого не видеть? Или вот, скажем, Генкина мать. Худо-бедно дотянула до восьмого. Что там еще происходило в ее жизни, я не знаю, но уж точно институтов она не кончала, а устроилась в гастроном продавщицей, и теперь у Генки есть все, чего он ни пожелает. Поэтому и я твердо решил не поддаваться больше внушениям матери и уйти в свободное плавание сразу после восьмого класса. Свое решение я подкрепил тем, что стал бессовестно пропускать уроки, даже те, что когда-то посещал без антипатии.
Очередной наш прогул был предопределен заранее объявленной контрольной. Чтобы не попасть в поле зрения директору, завучу или, что еще хуже, моей матери, мы решили «зависнуть» где-нибудь на нейтральной территории. Сначала расположились в сквере, где быстро замерзли. Потом зашли в кафетерий перекусить – благо, у Генки всегда водится карманная мелочь и он не скупится на угощение. Затем после двух часов бесцельного шатания по улице мы забрели в первый попавшийся подъезд. А что? Подъезд в таких случаях – место лучше не придумаешь, особенно когда на улице собачий холод. Сухо, тепло и не без романтики. А ворчание недовольных жильцов только задорит.
Можете вообразить мое изумление, когда там появилась эта самая Таня! Я ее тут же вспомнил и поинтересовался, вылечила ли она зубы. Тогда я еще мог запросто с ней заговорить и брякнуть что угодно. Но она перепугалась и хотела было проскочить мимо нас. Мои дружки и я заржали, как кони при звуке походного горна, а Вован успел перегородить ей дорогу: «Куда, малая, заторопилась?»
В другой раз я и сам готов потискать девчонок, доводя их до истерики, но тогда мне внезапно перестала нравиться эта затея, и я попросил Вована отпустить ее.
Авторитет у Вована значительно выше моего, учитывая его яркую биографию и то, что в новой школе я без году неделя, поэтому он пропустил мою просьбу мимо ушей, продолжая сжимать девчонку, на которой уже лица не было. Чтобы с ходу не портить отношений, я еще немного поуговаривал его, но видя, что тот лишь входит в раж, пустил в ход убеждение физической силой. Однако их было трое и они оказались гораздо «убедительнее», поэтому мне здорово наваляли. Так прекратилась моя дружба с Генкой, Вованом и Саней. Но зато Таня ускользнула от них, ну а я узнал, где она живет.
Наверное, в тот день я и влюбился в нее, потому что всю неделю, пока отлеживался дома, зализывая раны, думал о ней. Не то чтобы тосковал или еще что-то в этом роде, но из головы она у меня никак не шла. Я раз за разом прокручивал в воображении тот эпизод. Правда, в моей версии я, естественно, всех побеждаю, а она меня благодарит.
С того случая в подъезде я стал встречать ее постоянно: на переменах, в буфете, в гардеробе. Я замечал Таню везде и безошибочно угадывал ее силуэт издали среди множества других школьниц в таких же форменных платьях. Иногда мы встречались с ней взглядом, и она тут же отводила глаза. Впрочем, я и сам не смел открыто на нее смотреть, только мельком, украдкой или со спины. Дорога в школу уже не казалась мне восхождением на Голгофу, как еще совсем недавно. Напротив, я стремился туда всей душой. Я выучил наизусть ее расписание, запомнил в лицо всех ее подруг, точно знал, когда она не приходила в школу. Это были для меня самые черные дни. В выходные взял в привычку прогуливаться близ ее дома. Правда, все без толку. И лишь раз мне повезло: я столкнулся с ней в булочной. Естественно, при подобных обстоятельствах я об отце и думать забыл. Да я вообще про все забыл.
Постепенно период эйфории, когда я был счастлив просто от того, что она есть и я ее вижу, прошел. Все чаще меня охватывала тоска или непонятная нервозность. С матерью отношения вконец испортились. Она не понимала меня абсолютно: то долбила меня упреками, то, наоборот, как в рот воды набирала. Один раз она меня так допекла, что я не выдержал и ляпнул сгоряча: «Я понимаю отца, почему он от тебя сбежал!»
От этих слов ее лицо будто потемнело. Зная ее болезненное самолюбие, я, конечно, не должен был так говорить. Однако сказал и не извинился ни сразу, ни позже, вечером, когда явился домой и учуял запах ее сердечных капель. Да я почти сразу забыл о своих словах. У меня просто не получалось думать о чем-то еще, кроме Тани.
Иногда мне казалось, что и я ей небезразличен, а в другой раз думалось, что она даже не замечает меня.
Так я промаялся до февраля и наверняка бы ни на что не решился, если бы однажды после уроков не увидел ее с каким-то очкариком. Они не просто шагали вместе — он сумку ее тащил! Я увязался следом. Шел и слушал, как этот очкарик упражняется перед ней в остроумии. Все оказалось еще хуже: он не проводил ее, он поднялся к ней домой…
Сам себе внушал: «Уйди! Наплюй на нее — на эту дуру!», но продолжал стоять как столб и все ждал чего-то. Через час очкарик вынырнул из ее подъезда и засеменил к остановке, я – за ним. Тот и сообразить ничего не успел, как я сбил его с ног и отшвырнул в нетоптаный сугроб.
— Вставай! — скомандовал я, горя желанием разорвать противника.
Но тот отказался вставать:
— Я не хочу с тобой драться.
Наивный! Разве это аргумент? Тогда я сам полез за ним, стараясь вытащить его из сугроба, где тот засел, как в окопе. В этот самый миг я услышал, как она позвала меня. По имени!
— Леша, не надо! Не бей его! Пожалуйста! — крикнула Таня.
Я оцепенел. Стоял и смотрел на нее, выбежавшую на мороз в накинутом пальто, без шапки. Смотрел на нее, наверное, целую вечность. И она смотрела на меня, не мигая. А потом она мне улыбнулась. Когда наконец я вновь обрел дар речи и способность хоть как-то мыслить, решил пойти ва-банк — и будь что будет:
— Не бить его, говоришь? А ты будешь со мной ходить? Тогда не трону его.
Она улыбнулась еще шире и кивнула. Значит, да! Выходит, я рискнул — и выиграл.
***
Наша любовь с Таней мгновенно стала достоянием гласности. Нас обсуждали, о нас перешептывались, учителя укоризненно косились в нашу сторону, когда мы, сцепившись пальцами, стояли у окна на переменах. Это было наше окно. Мы всегда там стояли. Даже нацарапали на подоконнике наши имена.
Мы исходили тысячи кругов по улицам и часами простаивали в ее подъезде после прогулок, не в силах проститься. В один из таких вечеров Таня позволила поцеловать себя. Я тысячу раз представлял себе наш первый поцелуй, томясь в его ожидании, а вышло все как-то по-дурацки. Я вдруг разволновался, стушевался и ткнулся неловко, как слепой котенок, в краешек ее рта. От смущения я зажмурился и почувствовал, как Таня сама коснулась моих губ своими, такими мягкими, теплыми, нежными… Потом я осмелел, но всякий раз с волнением ждал того момента, когда мы, прощаясь, приникали друг к другу губами. А после, уже дома, писали друг другу любовные записки, которыми обменивались на следующее утро.
Мы с упоением и смехом вспоминали все наши прежние случайные и не совсем случайные встречи и тайные перегляды. Оказывается, все это время моя любовь к ней была взаимной, но Таня ждала, когда я сам к ней подойду, первый. Она-то знала про меня или чувствовала… Видимо, и правда женщины наделены какой-то особой интуицией.
Если меня когда-нибудь спросят, был ли я в своей жизни счастлив, я не колеблясь отвечу, что был, вспоминая именно дружбу с Таней. Ни до, ни после я не испытывал такого всепоглощающего, головокружительного счастья, когда улыбался просто так, когда любил весь мир, который казался мне удивительно прекрасным. Будете смеяться, но я даже учиться стал лучше. Скажу больше, я дал Тане обещание не бросать школу после восьмого класса.
В Тане мне нравилось все: как она легко и беззвучно ступает; как смеется, запрокидывая голову назад; как накручивает на палец кончик косички, когда задумается. Умиляла ее наивность и непосредственность, а больше всего то, с каким неподдельным, непостижимым восхищением она порой на меня смотрела. Я думал тогда, что никакая сила на свете не сможет нас разлучить…
***
Летом, после экзаменов, мы обыкновенно уезжали к бабушке в Иркутск. Танины родители тоже собирались куда-то ее увезти. Это казалось немыслимым – расстаться на целых полтора месяца! Мне было проще: я твердо заявил, что никуда не поеду, и все тут. Мама махнула рукой и уехала одна, взяв с меня слово «не глупить и хорошо кушать».
У Тани же дома кипели страсти: отец ее достал путевку на юг, а она сутки напролет плакала и отказывалась от юга.
Сначала ее родители злились на меня и обвиняли в том, что я «все им порчу», хотя они даже имени моего не знали – Таня прежде стеснялась им рассказать, что встречается с мальчиком. Поэтому для них мое существование стало большой неожиданностью. Все их доводы против нашей дружбы были тщетны и принимались в штыки. Особенно усердствовала ее мать, которая вмиг превратилась из любимой мамочки в злейшего врага. Потом вдруг они сменили тактику и решили познакомиться со мной, пригласив на семейный ужин.
Честно скажу, волновался я чуть не до обморока. Готовился так, будто шел свататься к царской дочке: постригся не у практиканток задаром, как делал обычно, а в парикмахерской, сам отутюжил брюки и рубашку, начистил до блеска ботинки, еще и цветы по дороге прикупил.
Открыла дверь Танина мама. Может, она и имела зуб на меня, но виду не подала. И вообще, если честно, то она – весьма ничего себе женщина: моложавая, стройная, улыбчивая. Я буркнул «здрасьте» каким-то чужим голосом и сунул ей букет.
Она провела меня в гостиную, где уже сидели за накрытым столом незнакомые люди. Это было немного неожиданно, поскольку я рассчитывал на тихий ужин в тесном семейном кругу. Танина мама представила меня гостям как друга ее дочери. Потом извинилась, что муж ее задерживается на работе, но вот-вот будет. Сама Таня сновала туда-сюда с тарелками, и мы успели только обменяться взглядами.
Я поздоровался с гостями, как велят приличия, и пошел мыть руки. Пока был в ванной, явился и глава семейства. Я слышал, как его радостно приветствовали и он столь же шумно и весело всем отвечал. Видел со спины, как он ласково обнимал и целовал Таню и жену.
***
Я узнал его. Это был мой отец, то есть прежде мой, а теперь Танин. Я незаметно выскользнул из квартиры, а там уже опрометью бросился прочь. В тот же день я купил билет до Иркутска и уехал. Уже оттуда отправил ей телеграмму всего в два слова: «Прощай и прости».
Больше мы с Таней не встречались. Нет, я ничуть не был обижен ни на отца, ни на Танину мать, ни на Таню тем более — она-то уж точно ни в чем не виновата.
Что говорить, скучал я по ней невыносимо. Но вспоминая, как отец их обнимал, я видел окаменевшее, иссушенное лицо матери с потухшим взглядом, слышал вновь и вновь ее глухие рыдания по ночам, когда она думала, что я сплю. Я просто не мог остаться с ними, а значит, не мог остаться и с Таней. Мама бы этого не вынесла, уж я-то знаю…