Перетокина Елена Александровна

Поэт, прозаик. Член Союза российских писателей с 2021 г. Родилась 4 мая 1988 г. в Иркутске. В 2010 г. окончила Иркутский государственный технический университет по специальности «экономист-менеджер». Работает ведущим экономистом в ООО «Байкальская энергетическая компания».

Стихи начала писать в детстве, первые прозаические опыты появились после окончания университета. Кроме литературы, Елена увлекается йогой, путешествиями, походами, фантастикой во всех ее проявлениях.

Елена Перетокина является участником Зимней школы поэтов в Сочи (2021), конкурсов «Всемирный день поэзии» (2019), «Музыка слов» от labirint.ru (2016), победителем конкурса «Новая фантастика-2020».

Живет в Иркутске.

Отдельные издания

Спутник героя : сборник стихов. – Красноярск : Палитра, 2020. – 100 с.

Публикации в коллективных сборниках

и периодических изданиях

Август ; Русалочка ; Начинается осень : [стихи] // Форма Слова : литературный альманах / [составитель и главный редактор Максим Бурдин]. – Кострома, 2015. – С. 55–58.

Маяк : [стихи] // Музыка слов : 100 новых имен : антология поэтического конкурса. – Москва, 2016. – С. 121. 

Куриный бог : [рассказ] // Новая фантастика, 2020 : антология. – Москва, 2020. – С. 299–325.

Батыр ; Три ноты ; «Вот страшно, страшно, а потом не страшно…» : [стихи] // Огни Кузбасса. – Кемерово, 2021. – № 6. – С.126.

Танатофобия : [стихи] // Сибирские огни. – Новосибирск, 2021. – № 10. – С. 59–63.

«Что-то ласковое ко мне потянулось из полусна…» ; «Нянька-старуха…» ; «Вот страшно, страшно, а потом не страшно…» : [стихи] // МК Байкал. – Иркутск, 2021. – 24 марта. – С. 20.

Елена Перетокина

Оборотень

Откуда такая тревога,

такая тоска?

Очнуться бы посредине светлого ивняка

или хоть сосняка,

или что там у нас из красивой лесостепи,

где будут уместны эльфячьи игрища на природе?

С обязательным пунктом скачек на странном уроде

с рогом посреди лба.

Отпусти урода с цепи —

и вперед к свободе.

А впрочем, к черту все эти скачки и все рога!

Машину возьмем и поедем в сторону Таганрога

или Хабаровска — все равно, направлений много,

и ты будешь тогда бесконечно мне дорога —

мы разделим дорогу.

Дорогу, которая всё ещё стоит слов,

но ты, разумеется, можешь молчать, если хочешь,

дремать посреди мельтешенья окрестных обочин,

засыпать среди бела дня, но не видеть снов,

проспаться ночью,

видеть руки мои на руле, слушать радиоголос,

пить кофе из термоса, смахивать дрему с лица,

знать, где аптечка и как найти кузнеца,

и что у дороги, замкнувшейся в уроборос,

не бывает конца.

Если ты разделишь со мной бродяжный уклад,

то какая мне разница: автострады ли, тропки божьи,

магистрали эльфийские, дорожки единорожьи, —

как подписана стрелка: Валинор ли, Калининград

или Нижнее Криворожье?

И какая разница: нести на сиденье или в седле?

Все равно на стоянках в живот лицом утыкаться,

собирать хлеб с ладоней губами — и в губы же целоваться,

догонять тебя, в перелеске ли, в ковыле,

брыкаться и смеяться.

А потом снова в путь — время скроется за поворотом,

Мотор заревет и заглушит любые слова,

при тебе право голоса, а при мне водительские права.

…но как чешется середина лба, как же режется там чего-то,

как болит голова.

***

Море

Колышется, словно рамен в глубокой чашке,

Яхточки стаей капустниц порхают по синему и под синим.

Силуэт моста, белый, торжественный, тяжкий,

Висит на канатных струнах недвижимо и красиво.

Танкеры ходят медленно, будто на цыпочках,

Из-за дымки

Проступают синие горы зеленого острова.

И любовь, никому не нужная, без горечи и ужимки

Растворяется, как здесь случается всё — не спеша и просто.

***

Дендрарий в Сочи

В дендрарии февральском не нужна

почти любая речь — но имена

и указания белеют на табличках.

За зеленью лишь зелень видит глаз,

пока не встретит вдруг “keep off the grass” —

веди себя, турист, в саду прилично.

Но финик здесь есть phoenix, и в его

именовании таится озорство,

свободное от всяческих запретов. 

Здесь кипарисовик от века золотист

и нитеносен; ягодный же тисс

равновершинен; что до бересклета

японского — срединнорасписным

он стал по чьей-то прихоти.

…весны еще не слышно, только отголоски

в себя впитала псевдотишина,

полна дыхания зеленого она

и отзвуков далеких вавилонских.

***

Вот страшно, страшно, а потом не страшно,

а после снова страшно — и вот так

под диафрагмой бьется и трепещет

наукой не описанная рыба

с хвостом, с зубами, с клейкой чешуей;

вот бьется, бьется, а потом не бьется,

но дернет плавниками — и тогда

на миг под ребрами вдруг всколыхнется море —

и снова схлынет; пена захлестнет,

дойдет до легких, выше, до гортани,

и слова не сказать: ведь все слова

в отлив снесет в соленые глубины.

Увы, молчание не золото, а рыбья

глухая тишина, зевок беззвучный,

ведущий к снам, которым нет конца,

где вроде жили, жили, а не жили,

где были? не были? никто не разберет,

а есть лишь зной и марево морское

под диафрагмой, в легких, в голове

Дай мне крючок — я выйду на рыбалку

во внутренних недремлющих морях.

Вот больно, больно — а потом не больно…