Живетьев Максим Аркадьевич
Прозаик, член Союза писателей России с 2019 г. Родился 18 мая 1983 г. в Иркутске. Окончил биолого-почвенный факультет ИГУ (2008) и Институт высоких технологий ИРНИТУ (2018). Кандидат биологических наук, научный сотрудник СИФИБР СО РАН.
Писать небольшие рассказы Максим начал еще, будучи школьником. Первая публикация молодого прозаика, рассказ «История жизни донского казака, написанная им самим», состоялась в 2005 г. в литературно-художественном альманахе «Первоцвет». Затем он становится постоянным автором альманаха и членом молодежного литературного клуба «Перекресток вдохновений», который работает при Областной юношеской библиотеки им. И.П. Уткина.
Все это время продолжает активно публиковаться в газетах: «Копейка» (2005), «Русская беседа», «Родная земля» (2007), «Лесная газета» (Москва, 2011–2012), в альманахе «Первоцвет», журналах «Главная тема» (Иркутск–Москва), «Пролог» (Москва), «Сибирь» (Иркутск).
В 2014 г. Максим принял участие в молодежной литературной конференции «Молодые голоса» и стал лауреатом в разделе «Проза». В этом же году ему присуждается стипендия Министерства культуры Российской Федерации по литературе за рассказы последних лет. В 2018 г. он занимает второе место в номинации «Проза» в областной литературной конференции «Молодость. Творчество. Современность».
В 2018 году М. Живетьев вошел в список ста лучших авторов конкурса научной фантастики «Будущее время» за повесть «Смайлик, или записки из будущего». В 2020 г. писатель стал главным редактором литературного журнала для молодежи «Азъ-Арт».
М. Живетьев является участником 13, 17 и 19 Форумов молодых писателей России, СНГ и зарубежья (Москва-Липки, 2013 г.; Иркутск-Листвянка 2017 г.; Ульяновск 2019 г.), а также 2 и 3 Ежегодного Всероссийского Совещания молодых литераторов Союза писателей России (Химки, 2019, 2020), Всероссийской Школы писательского мастерства СФО (Кемерово, 2019), Третьего регионального совещания сибирских авторов (Новосибирск, 2019), фестивалей им. А. Бельмасова (Ленинск-Кузнецкий, 2019) и им. М. Анищенко (Самара, 2019).
Живет в Иркутске.
Публикации в коллективных сборниках
и периодических изданиях
История жизни донского казака, написанная им самим : рассказ // Первоцвет. – Иркутск, 2005. – № 1. – С. 56–61.
То же // Копейка. – Иркутск, 2005. – 20 мая (№19). – С. 8 ; 27 мая (№ 20). – С. 21.
История жизни казака Маркела Алексеевича Живетьева, написанная им самим и сохраненная его правнуком : рассказ // Русская беседа. – Иркутск, 2007. – № 5. – С. 26–27.
Между жизнью и смертью : рассказ // Лесная газета. – Москва, 2011. – 15 марта (№ 20). – С. 4.
История одного егеря : рассказ // Лесная газета. – Москва, 2012. – 24 января (№ 5). – С. 3.
Два орла и изюбренок : рассказ // Главная тема. – Иркутск, 2013. – № 17/18 (июнь–июль). – С. 51.
Что для меня Байкал : рассказ // Главная тема. – Иркутск, 2013. – № 19/20 (октябрь). – С. 40–43.
Лесные соседи : рассказ // Первоцвет. – Иркутск, 2013. – № 1. – С. 78–82.
Миколка : рассказ // Первоцвет. – Иркутск, 2014. – № 1. – С. 67–69.
Одной крови : рассказ // Первоцвет. – Иркутск, 2015. – № 1. – С. 150–154.
Земля будущего : рассказ // Первоцвет. – Иркутск, 2016. – № 1. – С. 44–46.
Казацкий чуб : рассказ // Пускай услышат наши голоса : проза и стихи финалистов литературной конференции «Молодость. Творчество. Современность – 2018». – Иркутск, 2018. – С. 102–106.
То же // Образ : литературный альманах. – Кемерово, 2019. – С. 46–52 ; Сибирь. – Иркутск, 2019. – № 1. – С. 172–175.
С видом на Байкал : рассказ // Первоцвет. – Иркутск, 2020. – № 1. – С. 21–23.
Чума в станице : рассказ // Сибирь. – Иркутск, 2020. – № 3. – С. 260–263.
Казацкий чуб. Чума в станице : рассказы // Азъ-арт : просветительский журнал молодых авторов. – Иркутск. – 2020. — №1. – С.71-82.
Максим Живетьев
С ВИДОМ НА БАЙКАЛ
рассказ
Капиталина Васильевна сидела за кухонным столом, подперев щеку рукой, и смотрела в окно, за ограду, на Байкал. Никого она не ждала в это утро. Конечно, в глубине души она и хотела, чтобы порадовали ее нежданные гости, но так было тяжело шевелиться лишний раз, что и не надо, гостей, не надо.
На крыльце послышалось чье-то грубое шарканье.
— Проснулся, алкаш? — язвительно бросила она, терпеливо дождавшись, когда дверь отворится.
На пороге показался сын.
Она посмотрела искоса и быстро отвернулась.
— Есть не буду.
Она и не ждала.
— Конечно. Опять вчера с Генкой кочегарили. Молока хоть попей.
— Нет, молоко не идет. – Он отхлебнул из ковша воды, – пройдусь.
— Снова в магазин побежал?
— Мать! Ты опять? – разозлился Сашка.
— Шуруй к себе. В коморку свою. Зачем пришел!
Сашка из вредности дошаркал до холодильника, нагреб квашеной капусты и молча вышел.
Капитолина видела, как сын прошел под окнами. Проводила его, осунувшегося, постаревшего, строгим взглядом до калитки и тяжело встала из-за стола. Доковыляла до печи. Налила трясущимися руками чаю. Размочила хлеб. Постояла, о чем-то о своем подумала и пошла на огород.
В обед из города приехал племянник.
Она сетовала, что не наготовила:
— А чего. Этот се равно ниче не ест. Тока пьет. А я чаю. Сейчас картошки пожарю. Как мать? Чего не приезжает? Сто лет ее не видела.
— Работы много. Да и я на пару дней только.
— Хоть так. Сашку-то видел? Спит поди?
-Да.
— Вот построил себе летнюю кухню и живет там теперь, чтоб меня не видеть. Проспится – поговорите. Он тебе опять рюмку нальет. Тока ты не бери!
— Ладно.
— Вот помру я – как жить будет… И вы в городе. Хотя бы ты иногда приезжаешь к нам, на Байкал.
— Исключительно ради Байкала, – не отпирался Костя. – И в гости заодно.
— Хоть повеселишь бабушку. Я конечно иногда выхожу за ограду. Теперь с палочкой: ноги-то не ходят. Посидим бывало на лавочке, со стариками. Молодежь у них вся в институт поступила. Поди там, в городе этом, и останутся. А мы тут доживем как-нибудь. А что потом будет – даже думать боюсь.
— Застроят все… под дачи небось.
— Пока не застроят. Не дадим. Вон вчера у нас сход был. Так говорят Зойка всех больше орала. Стращала, что палить по ночам будем и китайцев и прочую нехристь. Пока наши старожилы тут – никого нового не будет. У нас семей-то осталось всего ничего… Вот только ненадолго все это. А потом – живите кто хотите.
— Хоть потоп, – попробовал пошутить Костя.
— Эх. Да что я все о нас. Ты как? Куда ездил опять? Рассказывай.
Костя оживился:
— Все как всегда. В Москву летал. На конференцию по экологии города. Там один ученый мегаполис сравнивал с городом Молохом, который питается человеческими жертвами. Дескать он, мегаполис этот, поддерживается за счет постоянного притока населения из деревень, но в седьмом поколении горожане все равно вымирают. Одна москвичка возмутилась, что она тут живет аж в одиннадцатом поколении, так что его теория не работает. «Как это не работает, – улыбнулся ей докладчик, – Это ж статистика: кто-то вымирает уже в третьем поколении, а кто-то в одиннадцатом. А в среднем все равно получается, что в седьмом». Вот такой любопытный доклад.
— Возили нас один раз как передовиков села в Москву. Новые сапоги оттуда привезла, — баба Капа мечтательно посмотрела в окно, — Хорошие были сапоги. Удобные. Я их даже на покос брала.
— Был доклад про то, как парки в Москве заселяют улитками, лягушками и прочей живностью, а потом их генетическое разнообразие уменьшается, и они постепенно вымирают. И через четыре года город снова закупает новую партию. «Чтобы жители верили в то, что с экологией у нас все в порядке!» — раздался у меня за спиной громкий комментарий в самый разгар доклада.
— А знаешь, мы на покос далеко ходили по молодости, в падь Сенную. Туда топать часа три. Потом пока накосишь. А подсохшее сено по мешкам и сюда на себе прешь. По тропам да уступам. Лодки у нас тогда не было. Теперь ноги не ходят. Трудились много. Я же в детстве-то жила в степном районе на том берегу, в колхозе. Паспортов тогда не полагалось. Как в рабстве. Один был способ уехать – замуж выйти. Вот так я тут и оказалась. Думала: вырвалась на свободу. Теперь, бывало, сижу за оградой, а прохожие спрашивают: как ты, бабка, сюда попала. Отвечаю: С тюрьмы бежала да на каторгу попала. Они удивляются: как это может быть. А вот так и было. С колхоза да сразу в тяжелую деревенскую жизнь. А ты слушай: я тебе еще и не такого понарассказываю. Пошли за стол!
— Ой, я ж гостинец привез: чай индийский.
Она попивала крупнолистовой, круто заваренный чай, подбеленный молоком, и приговаривала:
— Зерно собирали и потом – в свою очередь – ходили его на мельницу молоть. Работали и так вот приговаривали: «С миленочком на мельнице мололи толокно. У миленочка под мельницу трусы уволокло». Или еще чего пошибче. И работалось легко.
После ужина Костя убежал гулять на Байкал. Миновал поселок. Перешел по замшелой досточке через речку-ручеек с черной прозрачной водой и оказался у кладбища. Мимо не смог пройти, будто позвал кто, и зашел за покосившийся забор.
Вот зажиточные Вещевы лежат, вот суровые сибирские Суворовы…. А вот рядком мраморные надгробия Максимовых… Три семьи… как три вехи…
— Так ведь запретили у нас хоронить – зона, вишь ли, санитарная… – Вспомнил он голос Капиталины Васильевны.
С черного надгробья ясным взглядом смотрел на него высеченный портрет Василия Суворова: добрый, стальной и сильный взгляд.
— Зона санитарная, – ухмыльнулся Костя и подумал: – да не зона… подождут немного и можно кладбище сравнять и дома будут новые… с видом…
В глубине души Костя надеялся, что он ошибался.
«Вот как мы живем? Чем свою жизнь меряем? – задумался вдруг Костя и оперся на кладбищенский забор, выкрашенный голубой краской, – Работой? Должностями? Тряпками? Домами? Или что о тебе потом на поминках хорошего вспомнят? Чем? Чем можно эту жизнь измерить? И никто тебе этого не скажет, в чем он, этот загадочный смысл жизни. А если вдруг и скажет, даже если красиво сформулирует – все одно глупо и неправильно покажется.
Костя дошел до воды и присел на берегу: «А может тем, что ты для этого мира хорошего сделал? О чем даже и не вспомнит никто? А оно, дело твое останется?»
Бойкая волна докатилась до его ног и отпрянула восвояси.
Откинув невольные думы, Костя расправил плечи, снял рубаху и пошел купаться в ледяной байкальской воде…